Теперь Полине казалось, что ее узнают на улицах. Она бежала в Марокко, работала в госпитале в Эссауире, собиралась замуж за инженера-нефтяника. Но он разорвал помолвку, когда невеста рассказала ему свою историю. Завещав похоронить себя в безымянной могиле, в июне 1963 года Полина покончила с собой. С пятой попытки, не считая двух миновавших ее смертных приговоров, ей наконец удалось умереть.
P. S. Фильм Клузо едва не стоил жизни Бардо, по иронии судьбы завязавшей на съемках роман с Фреем. Клузо, известный чудовищным обращением с актерами, бил Брижит по лицу и, когда она заливалась слезами, командовал: «Мотор!» А перед сценой самоубийства дал ей таблетки, оказавшиеся мощным снотворным: Бардо казалось, что она взаправду умирает. После съемок, в октябре 1960 года, актриса пыталась покончить с собой.
Начало «Дела Стенель» словно пародирует завязку первого в мировой литературе детективного рассказа: «Сегодня, часов около трех утра, мирный сон обитателей квартала Сен-Рок был нарушен душераздирающими криками. Следуя один за другим без перерыва, они доносились, по-видимому, с пятого этажа дома на улице Морг…» Разве что в ночь на 31 мая 1908 года двойное убийство произошло не на улице Морг, а в тупике Ронсен. Часов около шести утра мирный сон обитателей квартала Некер был нарушен душераздирающими криками. Из окна четырехэтажной виллы, принадлежавшей пятидесятивосьмилетнему живописцу Адольфу Стенелю, голосил лакей Реми Куйар. Тупичок под сенью платанов окутала загадка, которую мог бы загадать сам Эдгар По, а разгадать — лишь придуманный им великий Дюпен, но Дюпен в штате парижской полиции не числился.
Накануне мадам Эмиль Жапи, мать Маргерит (Мэг) Стенель, то есть теща Адольфа, приехала в Париж проведать детей. Вечером они собирались в «Вер-Ложи», дом, который семья арендовала в Бельвю — пятнадцать минут на авто, — но у мамы разболелись ноги. Решили пораньше и сегодня лечь, а завтра выехать. Мэг уступила маме свою спальню, устроившись в комнате дочери, семнадцатилетней Марты, находившейся в тот день в Бельвю.
В 5.30 Куйар, спускаясь позавтракать, услышал крики Мэг и обнаружил ее притороченной к постели веревками, в высоко задранной ночной рубашке. Оставив мадам в таком виде, он побежал будить месье, но далеко не убежал, споткнувшись в коридоре о труп удушенного Адольфа. Ломая голову, с кем бы посоветоваться, отвязать хозяйку или нет, Куйар поспешил к мадам Жапи: та лежала поперек постели, с лиловым лицом. То ли умерла от испуга, то ли подавилась вставной челюстью: убийцы заткнули ей рот комом ваты. Только тогда Куйар развязал Мэг. Узнав о трагедии, она лишилась чувств.
Хотя всю ночь лил дождь, душегубы не наследили, не было и следов взлома. В выдвинутых ящиках комода никто не рылся. На дело убийцы шли с пустыми руками — веревки они нашли уже в доме. Зато остановили или перевели стрелки настенных часов на 0.10, а маятник спрятали в шляпную картонку. Мэг связали так неумело, что было непонятно, почему она не распуталась сама, зато методично привязали к спинке кровати каждый палец на ее ногах, потеряв чертову уйму драгоценного времени. Уже мертвым жертвам на шеи накинули веревки.
Грех было не заподозрить грубую инсценировку, но никто греха на душу не взял.
Между тем с раннего утра на месте преступления толпились начальник полиции Амар, три высших чина угрозыска, четверо инспекторов. Такое дефиле шишек объяснимо лишь репутацией Мэг. Она привечала в своем салоне и постели весь Париж, в 1899 году в ее объятиях умер президент Фор (17). В лучшем случае Мэг мистическим образом притягивала смерть. В худшем — аукнулась смерть Фора: полиция ходила на цыпочках, чтоб из государственных шкафов не посыпались скелеты.
Понятие «весь Париж» охватывает и правоохранителей. Первый следователь по делу был завсегдатаем салона Мэг. А узнав, кто назначен гособвинителем, Мэг со смехом поделилась с Понсом, директором тюрьмы Сен-Лазар: «Ах, этот позер! Он частенько бывал у меня. Кажется, не сомневался, что все женщины в него влюблены». Когда ей было выгодно, Мэг сдавала друзей и любовников.
Так что у многих имелись еще и личные причины осторожничать.
Если бы заинтересованные стороны вели себя, как принято в обществе, сор остался бы в избе. Но Мэг повела себя дичайшим, непостижимым образом, уже давая первые показания.
Ее разбудил свет фонарика — прямо в лицо. Три гиганта-бородача и рыжая «мегера со ртом, как канализация», приняв Мэг за Марту — ведь она спала в комнате дочери, — допытывались, «где папа прячет деньги». Мегера-фурия рвалась прирезать «Марту», но бандит, похожий на одного из натурщиков Адольфа, заткнул ее: «Мы девчонок не убиваем». Мэг немного побили, очнулась и выплюнула кляп она на заре.
Париж восхищался тем, что тридцатидевятилетняя Мэг выглядела лет на двадцать пять, от силы — на тридцать. Но не до такой же степени молодо, чтобы ее приняли за подростка.
От ее рассказа — «И в этот миг часы пробили ровно полночь» — разило бульварной литературщиной, и не случайно. В доме найдут роман Луи Юльбаша, эпизод из которого Мэг и пересказала. Но поверить в убийц в длинных черных блузах, ах нет, в таких, как у евреев, лапсердаках, а может быть, в сутанах (Мэг путалась в показаниях), было легче, чем в то, что участница убийства не озаботилась вменяемой легендой.
Впрочем, «информационную подготовку» убийства она вела. Незадолго до трагедии комиссар полиции и поэт Эрнест Рейно принял Мэг по просьбе ее мужа: «Знаете ли, ей везде мерещатся грабители». Мадам поведала, что уже две недели грабители еженощно пытаются перелезть через стену виллы в сад: она явственно видела их тени при свете луны. «Если полиция не вмешается, однажды утром нас найдут убитыми в своих постелях!» Рейно, как друг Стенеля, хотя априори и считал Мэг патологической 312 лгуньей, провел расследование. Уполномоченный им инспектор доложил: никаких следов попыток проникновения не обнаружено; перелезть через стену незаметно невозможно, поскольку дом расположен в самом конце тупика; и, наконец, какой вменяемый грабитель пойдет на такое дело при свете луны. Но к расследованию убийства Рейно привлечен не был и историю с ложной тревогой обнародовал годы спустя в своих мемуарах.