На заре 11 февраля 1932 года на улице Фонтен подобрали пятьдесят стреляных гильз. Истинные парижане окопались у дома номер 16-бис, бара «Зеллис», корсиканцы — у дома номер 23: проще говоря, палили через улицу, почти в упор. А все из-за того, что «Рыжая Мими» перешла в корсиканскую конюшню: южане — такие неотразимые. Наутро Пигаль скорбела о вечной, как всем казалось, бомжихе Жанне, по обыкновению устроившейся на ночлег под листами картона: то ли рикошет, то ли ее не заметили. Бомжихой она осталась и после смерти: своих убитых и раненых стрелки оперативно эвакуировали.
Пальба шла лет пять. Победив автохтонов, корсиканские атаманы Жан Поль «Гранд» Стефани и Анж «Ангел» Фоата, как водится, передрались в своем кругу. Бар «У Данте» выглядел как больной оспой из-за обилия пулевых отметин на стенах. Однажды Ангел заночевал на кладбище, поджидая Гранда. Выпущенный на рассвете из тюрьмы, тот первым делом отправился на могилу жены, убитой туберкулезом за время его отсидки, но отделался простреленной шляпой. Газетчики возмущались попранием национальных традиций: новые хозяева Пигаль предпочитали кольты. Это уже не Париж, а какое-то Чикаго-на-Сене.
Одна война сменяла другую — всех и не перечесть. В конце 1940-х марсельцев и корсиканцев выжмут «арабы», которыми Пигаль считала североафриканских евреев. В 1950-х алжирцы подомнут всяких прочих марокканцев, обложив Пигаль революционным налогом в пользу Фронта национального освобождения.
В отличие от этих завоевателей, немцы покой Пигаль не смущали. Годы оккупации — едва ли ни самые веселые в ее истории. В «Ле Гран Же» на улице Пигаль, 58, счеты сводили так часто, что военная комендатура категорически предписала вермахту обходить кабак за версту. В 1941 году свели счеты и с его хозяином по имени, вы не поверите, Люсьен Фюрер. Газеты заливались: «Фюрер убит!»
«Ле шапито» — кабаре в виде циркового шапито под красно-белым куполом — облюбовали гестаповцы. Его хозяин, двадцатишестилетний «Жанни» Росси был родней Тино Росси и корешем Лафона. Заодно он работал на Сопротивление: через его заведение текло оружие для подполья. Пока господа офицеры наслаждались танцовщицами с голой грудью, гардеробщики изучали карманы их шинелей, а официанты подслушивали.
Узнав, что гестаповец-маньяк «Красноносый» Шав и некто Шеше хотят убить Ива Монтана — а чего это он по-английски поет, — Росси пристрелил Шеше прямо перед входом в кабаре. Поступок настоящего патриота и рачительного хозяина, рисковавшего потерять восходящую звезду. Жанни вообще был большой фантазер: примерялся, как бы взорвать, к чертовой матери, гестапо на улице Лористон. Не срослось.
А где-то на заднем плане великолепного и кровавого оккупационного карнавала наигрывал на пианино в бандитском кафе «Гаварни» курьезный тип, исключенный из Технической школы фотографии и кино по обвинению в ее поджоге и решившийся от отчаяния в двадцать восемь лет начать актерскую карьеру. Звали его Луи де Фюнес.
Пигаль ежечасно доказывала: судьба — индейка.
В сентябре 1947 года на площади Пигаль, перед стрип-баром «Нарцисс», компаньоны пристрелили и отволокли за ноги в сточную канаву вышибалу. А ведь это был легендарный Антуан «Приносящий несчастье» Ля Рокка, главарь грозной банды «Сен-Жак» из Марселя, где в ночь с 19 на 20 марта 1923 года, мстя за своего адъютанта, он положил троих. Бегал по всему свету, долго сидел. Такой человек, и так кончил.
3 февраля 1951 года в грязном «отеле для перепиха» на улице Пигаль, 45, умерла шестидесятилетняя алкоголичка Маргерита Бульк, помогавшая торговцу овощами вразнос. Она уже давно продала все свои драгоценности, сохранив как реликвию кольцо с розовым бриллиантом чистейшей воды, подарок румынской королевы. В начале 1910-х Европа лежала у ног Маргериты, признанной — под псевдонимом Фреэль — величайшей «реалистической певицей» парижских кабаре. «Нежную и дикую каналью» сгубил бурный кокаиновый роман с Морисом Шевалье. Когда, стряхнув морок, Шевалье ушел от Фреэль к ее сценической сопернице Мистингетт, Маргерита покушалась на разлучницу, пыталась покончить с собой, потом уехала в Румынию, в Турцию, откуда ее, в плачевном состоянии, репатриировало в 1923 году французское посольство. Ей хватило сил, чтобы вернуться на сцену и экран — она, в частности, сыграла певицу в гангстерском «Пепе ле Моко» (1936) Жюльена Дювивье, — но ее судьба была предрешена.
Зато беда обернулась удачей для двадцатитрехлетнего Анри Шарьера, мелкого сутенера, прозванного Мотыльком за китайское тату на плече. Его осудили на пожизненную каторгу за убийство в ночь с 25 на 26 марта 1930 года перед баром «Ла клиши» на углу улицы Жермен-Пилон коллеги и ровесника Ролана Леграна, распускавшего слухи, что Анри стучит. Правда, Анри утверждал, что суд ошибся: умирая, Легран назвал убийцей другого Мотылька — Мотылька Роже. Останься Шарьер на Пигаль, долго бы не протянул. А так, отмучившись одиннадцать лет в Гвиане, с девятой попытки бежал и прогремел на весь мир как автор книги «Мотылек», экранизированной со Стивом Макуином в главной роли.
Впрочем, на Пигаль судьба не индейка, а гусь. Та самая птица, в честь которой назвали известный притон «Хромой гусь». По легенде, при очередной облаве кто-то из клиентов скинул пакетик героина в глотку гуся, принадлежавшего хозяину. Гусь якобы подсел: завсегдатаи понимали, что у него ломка, когда он начинал душераздирающе хромать.
Если Пигаль когда-нибудь поставят памятник, это должна быть статуя хромого гуся.
P. S. Редкий шанс увидеть подлинную криминальную фауну Пигаль дает «Razzia sur la chnouf» (что весьма условно переводят как «Облава на блатных») Анри Де-куэна (1955). Сценарист Огюст Ле Бретон, человек непростой, но увлекательной судьбы, привел на съемки в качестве статистов своих былых корешей. Пара немыслимо подлинных лиц мелькает в «Пигаль» (1994) Карима Дри-ди. Пигаль — место действия шедевров французского нуа-ра «Не тронь добычу» (1954) Жака Беккера и «Потасовки среди мужчин» (1954) Жюля Дассена.