Убийственный Париж - Страница 73

К оглавлению

73

Глава 26
Северный вокзал
«Графиня» из гестапо (1937)

17 марта 1937 года в 18.00 на Северном вокзале эффектная, подержанная дама, похожая на вамп из голливудского фильма средней руки, двумя выстрелами легко, хотя стреляла почти в упор, ранила в пах отбывавшего в Бельгию графа Шарля де Шамбрена. Будущий академик, граф-литератор, пять месяцев как оставил пост французского посла в Италии. В раскаленной предвоенной атмосфере сомнений в политическом характере покушения не могло возникнуть. Отношения с Италией у правительства Народного фронта и так были хуже некуда. Агенты дуче охотились во Франции за политэмигрантами, политэмигранты — за агентами дуче, тлел пограничный спор, Италия подпитывала фашистский заговор кагуляров (36). Но следствие не отнеслось к «международной террористке», тридцатидвухлетней Магде Фонтанжес, она же — Мадлен Корабеф, она же — по мужу-чиновнику, за которого ненадолго выскочила в семнадцать лет, — мадам Лаферьер, строго: ей даже разрешили ездить из тюрьмы на допросы не в автозаке, а на такси. На суде 29 июля она давала показания в черной соломенной шляпке набекрень и кокетливом черном платье с белой опушкой на воротнике и бантами на рукавах. Магда отделалась годом тюрьмы условно и ста франками штрафа.

Политика имела к покушению косвенное отношение. Политика несколько комического толка, как в кинокомедиях, где соблазненные бесстыдными шпионками опереточные балканские монархи кидали к их ногам свои княжества. Магда мстила графу за то, что он «лишил ее величайшей любви ее жизни». Говоря проще, она сочла графа виновным в том, что ее выслали, даже выставили, из Италии, где она представляла женевскую газету «Ла либерте».

В апреле 1936 года редакция заказала ей интервью с Муссолини. Она была старательной журналисткой, хотя практиковала это ремесло недавно, и, дабы интервью носило эксклюзивный характер, переспала с дуче. А как девушка не только привлекательная и добросовестная, но и прагматичная, продала сразу двум журналам — «Тайм» и «Конфесьон» — статью с броским заголовком «Я была любовницей Муссолини», где цитировала дневник дуче: «После двух часов с Магдой Эфиопия для меня больше ничего не значит».

Легко понять бешенство дуче. Италия завязла на двух фронтах: в Эфиопии не видно конца войне с партизанами, в Испанию огромные силы брошены на помощь Франко. А эта истеричка выставляет его на посмешище перед всем миром. Магда, не понимая, что натворила, еще дважды — в июле и ноябре 1936-го — пыталась пробиться к Муссолини. Министр печати и пропаганды Дино Альфиери кормил ее обещаниями. А полицейский чин осведомил: граф де Шамбрен, которому Магда как на духу рассказала все свои треволнения, предостерег итальянские власти от контактов с ней, ославив агентом французской разведки — «Второго бюро». Оперетта превратилась в светскую мелодраму: попытка — не исключено, что притворная, — отравиться вероналом; прощальное послание дуче — чек на пятнадцать тысяч лир, чтоб было чем расплатиться за гостиницу, и настоятельный совет убираться восвояси; выстрелы в посла.

Возможно, Магда не отделалась бы так легко, но ее защищал Рене Флорио (1902–1975), самый дорогой адвоката эпохи, демон деталей, отличавшийся фантастической памятью и склонностью к афоризмам, окрашенным черным юмором, которому позавидовали бы и сюрреалисты. Он стал звездой, гарантируя богачам развод за неделю, — обычно на это уходило два-три года.

Магда входила в число двадцати тысяч, если верить «Тайм» (1967), его клиентов: причем ко времени публикации этой немыслимой цифры его карьера продолжалась. Только десять из них были расстреляны, а двое, включая чудовищного доктора Петио (38), гильотинированы.

Флорио был одним из любовников Магды: их число неведомо. Таких женщин легче представить на экране, чем в жизни: авантюристка, «золотоискательница». Отец, светский портретист Жан Корабеф, был в ужасе от «подвигов» дочери и испытал колоссальное облегчение, когда она назвалась Фонтанжес в честь любовницы Людовика XIV — выбор, много говорящий о ее вкусе и амбициях. Она немного играла в театрах «Одеон» и Капуцинок, в кино, однажды — в короткометражке Андре Шотена «Ни слова моей жене» (1931) — даже в паре с Фернанделем. Но кинострасти — это так картонно, так пресно. Она предпочла превратить в кино свою жизнь.

Одним из ее любовников был Жозеф Поль-Бонкур, недолговечный премьер, затем министр иностранных дел. Когда они расстались, Магда безуспешно шантажировала его любовными письмами. Она пренебрежительно звала его «мой Робеспьеро»: громыхает с трибуны, а так совершенно безвреден. Магда ошибалась на его счет. Семидесятилетнему Жозефу хватит сил, чтобы 6 июня 1944 года уйти в партизанский отряд. Одно из его писем косвенно уличает Магду в том, что «дневник дуче» — ее творчество. Слова Муссолини об Эфиопии — парафраз гривуазного признания министра: «Если я произнес столь удачную речь о Лиге Наций, то эта Лига, на которую мне наплевать, тут ни при чем. Я просто перепутал ее с твоей восхитительной обнаженной грудью».

Из шантажистки она переквалифицировалась в журналистку: укладывая в постель главных редакторов, добивалась перспективных миссий, так и попала в Рим. Скандал принес желанную славу. Она стала мировым ньюсмейкером, за ней следили «Лайф» и «Тайм». В ноябре 1937 года иммиграционная служба, мотивировав это ее «моральной мерзостью», не выпустила Магду с теплохода «Нормандия» в Нью-Йорк, где она собиралась — забавная параллель с вдовой Ставиского (24) — танцевать в кабаре. Ожидая обратного рейса в карантине на острове Эллис, она дала интервью, где утверждала, что хочет «жить честно».

73