Убийственный Париж - Страница 128

128

8 марта его взяли, а в мае приговорили к двадцати годам. Но Месрин с юности усвоил: надо иметь в загашнике правонарушение, совершенное не в Париже. Залетев по полной, признаешься в нем, получишь новые слушания в провинциальном суде, откуда проще бежать. Так оно и вышло.

6 июня Жак, которого судили в Компьене за всплывшее дело о фальшивых чеках, приставил пистолет к голове судьи. Авианосец спрятал оружие в туалете для адвокатов, а из других туалетов украл бумагу. Сославшись на понос, Месрин попросился в туалет, возмутился отсутствием бумаги: пришлось отвести его в адвокатский сортир.

Он умел красиво не только бежать, но и сдаваться.

27 сентября он ограбил сразу два банка на бульваре Барбес, а назавтра к нему постучал Бруссар. Жак валял дурака, отвечая с немецким акцентом: «Моя сейчас трахать точка посла. Моя требовать звонить ф посольство». Притворялся участником «банды Баадера-Майнхоф», грозился взорвать дом, к чертовой матери, а для начала — пристрелить пару жильцов напротив. Но комиссар знал, что Месрин гордится: на его руках «кровь только „фликов“ и бандитов».

Сначала Месрин третировал собеседника, как «жалкого околоточного», затем разговор пошел всерьез. Бруссара он знал — по газетам — как храброго, правильного «флика», уважающего воровские законы, своего ровесника, воевавшего в Алжире. Но потребовал подтверждения его личности. Подсунутое под дверь удостоверение вернулось с запиской: «Это и впрямь ты, поздравляю. Месрин». Гангстер добился, чтобы его девушку по кличке Мордашка не мурыжили в полиции, а Бруссар вошел в квартиру без оружия и бронежилета. Раскуривая сигару, он благодушно угостил охотника шампанским. Тогда-то и прозвучали слова о том, кто выстрелит первым.

На суде Месрин разглагольствовал о коррупции, а потом эффектным жестом вытащил из узла галстука и бросил на стол копию ключей от наручников: «Это стоит всего лишь три тысячи, господа!» 19 мая 1977 года его приговорили к двадцати годам.

В спецкорпусе Сантэ он сдружился с левыми радикалами: не то чтобы поставил свой ствол на службу революции, но фразеологию городской герильи освоил. Записал в своем исполнении «Врата тюрьмы» Вийона, но, самое главное, в феврале 1977 года опубликовал мемуары «Инстинкт смерти». Этот самовлюбленный плутовской роман кажется на первый взгляд вульгарным банальным блатным шансоном. Ну что за стиль! «Ночь укутала своим покрывалом страдания обитателей тюрьмы». «Мои глаза метали молнии ненависти». «Кровь смывает кровь. Порой убиваешь того, кто мог бы стать твоим другом, не окажись он на другой стороне». Фи.

Но постепенно понимаешь: Месрин — стилист-социопат. Он мастерски меняет интонацию, каждый раз нацеливаясь на иную аудиторию — интеллектуалов или потребителей нуара — и манипулируя ею. Так, завлекая на свою сторону интеллигенцию, он описал зверства парашютистов в Алжире, то, как его сердце не вынесло полного слез взгляда мальчика, отца которого уводили каратели. Месрин, само собой, вспомнил, как молил эсэсовца отпустить своего папу, почувствовал себя нацистом и освободил феллаха, пригрозив сержанту автоматом. Этот эпизод подозрительно напоминал знаменитую книгу «Пустыня на рассвете» (1960) Ноэля Фаврельера, дезертировавшего в Алжире вместе с пленным, которого охранял.

Книгу вскоре запретили, но она вызвала шквал полемики. Мишель Фуко обозвал ее «редактурой ширпотреба», но писатель Мишель Перро заметил: Месрин «был всего лишь убийцей, теперь он стал личностью. Нельзя гильотинировать человека, о котором размышляет Мишель Фуко».

Гильотинировать, возможно, и нельзя, а вот всадить девятнадцать пуль из засады не помешает никакой Фуко. Свой смертный приговор Месрин подписал 8 мая 1978 года.

* * *

В тот день, около десяти утра, он встречался с одним из своих шестнадцати адвокатов. В коридоре раздался шум потасовки, конвоир бросился туда. Месрин вскочил на стол, выломал вентиляционную решетку и достал три пистолета, гранату и резак для колючей проволоки. Бросив адвокату: «Надо бы тебя связать, да некогда», — он выскочил в коридор, где бушевал его сообщник Франсуа Бесс, чемпион Франции, если не мира, по количеству побегов. Втроем они обезоружили, раздели, связали и заперли в камерах четырнадцать охранников, в чью форму переоделись. Чтобы преодолеть две пятнадцатиметровые стены Сантэ, они использовали лестницу — как раз пятнадцатиметровую — «забытую» рабочими, и еще одну, веревочную. Некоего Кармена Рива, на свою беду присоединившегося к беглецам, застрелили: Месрин рассказывал Шарли Бауэру, что «флики» изрешетили бедолагу, когда тот беспомощно болтался на внешней стене тюрьмы, зацепившись курткой за что-то, а потом добили контрольным выстрелом. Месрин с Бессом скрылись, захватив автомобиль.

С того дня Бруссар твердил, как молитву: «Прав тот, кто выстрелит первым… тот, кто выстрелит первым…»

Даже у президента Жискар д’Эстена были личные причины желать смерти Месрина. «Гранд» угрожал похитить его сына: двадцатилетнему Анри приходилось ездить в университет в кольце телохранителей.

Неточно было бы сказать: вся мощь государства была брошена против одного человека. Неточно, поскольку у этого «одного» была «тысяча лиц». Грим, очки, накладные бороды преображали его, как актера. Изготовив ксиву старшего комиссара — с личным адресом «набережная Ювелиров», где и находится резиденция уголовной полиции, — он явился с инспекцией в знаменитое казино в Довиле. Это была рекогносцировка перед налетом: 26 мая 1978 года Месрин и Бесс вернулись и потребовали аудиенции у директора. Оставив за собой двоих раненых туристов, они ускользнули от сотен «фликов», вернувшись в Париж в багажнике автомобиля взятой в заложники 440 фермерской семьи. 18 июня — опять-таки с «инспекцией» — он посетил комиссариат в Эвиане, откуда неудачно пытался похитить полицейскую униформу.

128